Воспоминания о Байконуре

Моряк, ракетчик, конструктор

Анатолий Тихонович Дугин – житель Одинцово. Он родился в 1936 году, ребенком попадал под немецкую оккупацию. Отец – автотракторный механик, мать – рабочая совхоза. В юности мечтал стать летчиком, но несчастный случай с соседом, врезавшимся на истребителе в сопку на Дальнем Востоке, настроил маму крайне отрицательно. Умоляла и добилась, чтобы сын получил повестку военкомата в Калининград, в военно-морское училище. Но то было время хрущевских сокращений, училище закрыли, удалось пройти лишь три курса. Обучение курсанты завершали уже в других военных учебных заведениях. Анатолий Тихонович попал в Каспийское высшее военно-морское училище, откуда его распределили в Севастополь.  

Текст Александр ЛЫЧАГИН, фото из архива Анатолия ДУГИНА

Там базировалась дивизия легких крейсеров «Кутузов», «Нахимов» и ракетный «Дзержинский». Дугин, как корабельный артиллерист, попал на «Кутузов» командиром боевой части спаренных 100-мм пушек, стоявших в трех башнях. 

Но и там хрущевские директивы засидеться не дали, Анатолий Дугин в числе других моряков попал на переобучение в Ростов, а оттуда – в первый ракетный полк в городе Юрья Кировской области.

– Раньше это секретное место было, а сейчас уже все открыто, стало достоянием истории как место зарождения нового рода войск — РВСН, – рассказывает Анатолий Тихонович. 

В сентябре 1960 года из Юрьи был направлен в Байконур в командировку, помогать местному полку готовить к запуску днепропетровскую машину КБ Янгеля – первую ракету Р-16. Служил заместителем начальника стартовой группы. А 24 октября произошла трагедия, взрыв на 41-м старте, унесший жизни почти ста человек, в числе которых оказался и маршал Неделин. 

– До обеда я трудился, а после обеда командир полка, опытный офицер из Капустина Яра, полковник Яков Андреевич Березин отправил нас всех на 10-ю жилую зону. И как предвидел, как в воду глядел – жертв могло быть больше, а так уцелели многие, в том числе и я. После трагедии нас вызвали, и, не спрашивая желания, сказали, что нужно заменить погибших. Так я и остался служить на Байконуре в качестве инженера-испытателя двигательных установок. Через четыре года перевели в управление, занимавшееся космическим пилотированием, в 32-ю отдельную инженерно-испытательную часть, под начало Героя соцтруда полковника Кириллова. Работал в лаборатории систем жизнеобеспечения космонавтов. Участвовал в подготовке нескольких экипажей. А потом заболела дочь, и мне предложили должность в Москве, в КБ «Салют» на Филях, военным представителем. Испытывал ракеты УР-100, УР-10УТТХ, ездил в командировки на Байконур, в Татищев, на Дальний Восток. После увольнения в запас работал в конструкторском подразделении. Участвовал в разработке нескольких космических аппаратов. 

Ветеран космодрома Байконур, ветеран РВСН, ветеран войны и военной службы. 

Очевидец гагаринского старта

– По времени службы, получается, что вы были и очевидцем гагаринского старта?

– Я в то время работал испытателем днепровских ракет Р-16, одна из них лежала в монтажно-испытательном корпусе на горизонтальных испытаниях, проверяли герметичность, работали в несколько смен, круглосуточно и без выходных. Утром, часов в восемь, к нам подъехал заместитель Янгеля, Виктор Васильевич Грачев, и говорит: «Ребята, сейчас, в 9:07 будет особый запуск. Полетит первый в мире космонавт». Слухи-то давно шли, секретность секретностью, но утаить от своих появление команды каких-то загадочных летчиков на «двойке» – площадке, где жилая зона, состоящая из финских домиков, было невозможно. Но хоть и ожидаемая, новость была такая, что мурашки по коже. Сочетание восторга и тревоги – останется ли жив летчик? Ведь трагедию мы уже повидали. И этот старт мы видели воочию, там расстояние от МИКа километров 10 до старта, который вошел в историю человечества под названием «Гагаринский». В пустыне видно все, как на ладони. Мы ликовали, когда ракета благополучно ушла, а вскоре бурлила вся страна – сообщения по радио, телевидению.

Какой он, Байконур?

– Мне довелось побывать на Байконуре. Я ожидал что-то особенное увидеть, какую-то космическую архитектуру, а это обыкновенный военный городок из пятиэтажек, каких в России сотни…

– Пятиэтажки еще «парадное» здание для тех мест, а так-то люди и в частном секторе жили, на хуторах. Мне довелось пожить на железнодорожной станции Тюратам у казахов. Частная одноэтажная застройка, от наших домов отличается разве что тем, что мебели нет, комнаты пустые, даже без кроватей. Спят на кошме из войлока.  Угощали бешбармаком – замечательным таким варевом, лепешка, баранина, лук, вкусно очень! И чай обязательно очень хороший, индийский, с молоком.  Пару раз бывал и в юртах. Мы ездили в степи собирать падающие фрагменты первых ступеней и «боковушек» ракет. Коров мало у казахов, худые, удои маленькие – четыре-пять литров, держат для детей, а так больше овцы. Верблюды – большая ценность, стоят почти как «Жигули». Это и кормилец, и средство передвижения, и шерсть.

На Байконуре свой хлебозавод, а вот молоко было привозное. Снабжение прекрасное, московское, всякие деликатесы на прилавках, например, трепанги. Тогда толком никто и не знал, что это такое. В магазинах продавались и дубленки, и джинсы, и обувь хорошая. 

С овощами, фруктами, продуктами был тоже порядок, там стоял полк военно-транспортной авиации под командованием полковника Жукова, и летчики попутно с другими грузами снабжали Байконур всем необходимым из Ферганы, Алма-Аты, других среднеазиатских городов. 

– А климат на протяжении года? 

– Весной осадков мало, бесснежно. Поле кругом – такыр, так называется полупустынный ландшафт, в нем песок да глина. В апреле случаются страшные холодные ветры, явление называется бишкунак. А вот в мае уже начинается чудо – от горизонта до горизонта сплошные тюльпаны, желтые и красные. Длится это цветение недолго, около месяца. Летом в тени 50 градусов. Спасают пляжи на излучине реки Сырдарьи. Их три – солдатский, с лодочной станцией, центральный за Домом офицеров, а еще один стоит на источнике горячей воды, бьющей из земли, типа мацестинской. Туда даже зимой ходили, вода-то теплая. Хороший плавательный бассейн, 50-метровый. 

Зимой температура ниже 20 редко падает, но ветры дуют такие, что на открытых площадках работать очень тяжело, холодно и сдувает. Офицерам, солдатам давали тулупы, меховые куртки, валенки, унты – единственное спасение. 

В те годы жило порядка ста тысяч населения, но из них половина – командировочные, представители предприятий, заводов, конструкторских бюро со всей страны. 

О выходных днях там и не вспоминали, процесс подготовки ракет непрерывный. Редко давали отдохнуть хотя бы день, в воскресенье, и то, если повезет.

Я прожил на Байконуре 12 лет, потом примерно столько же бывал наездами, в командировках, в основном на испытаниях ракеты УР-100, это шахтная боевая машина челомеевской разработки, ампулизированная, стоящая в надежном контейнере, полностью герметизированная и запаянная. Дежурят они уже больше 40 лет, очень удачная разработка. Раньше моноблоки были, сейчас с разделяющимися боеголовками – надежное средство ответного удара. 

В чины не стремился, да и не разбрасывались ими тогда (Гагарину за полет майора дали, а не генерала), ушел в отставку в звании майора после 32 лет службы. Потом несколько лет проработал еще в качестве гражданского специалиста, конструктора по созданию космических аппаратов.  

Космос – для каждого человека

– В 1961-м году вы предполагали, что космос даст очень многое самому обычному человеку?

– Тогда о многих вещах, ныне обыденных, невозможно было и помыслить. Думали о путешествиях к другим планетам. О том, что спутники удобно использовать для целей разведки, для метеорологии, ведь стало возможным Землю сфотографировать «со стороны». Но дальше такое началось… Столько приборов геофизики полетело на орбиту. Они и полезные ископаемые ищут, по излучению в различных спектрах определяют, какие залежи могут находиться в земной коре. Из космоса ведется наблюдение за чрезвычайными ситуациями – пожарами, наводнениями, космос помогает сельскому хозяйству контролировать состояние урожая, служит связистам, лесникам, землеустроителям, экологам. Уже и телевидение мы смотрим не из Останкино, а со спутниковых тарелок, вдоль экватора на геостационарных орбитах выстроились десятки аппаратов, ретранслирующих нам телевизионные каналы со всего мира. А спутниковая навигация? Разве это не чудо, вы едете на машине, а телефон вам подсказывает, куда свернуть. Без спутников глобальных систем позиционирования это было бы невозможно.

Трудная дорога к звездам

– И, конечно, не надо забывать, с каким риском, каким трудом, какими лишениями, а порой и человеческими жертвами все это завоевано, – продолжает Анатолий Дугин. – Погиб полковник Комаров, запутался основной парашют спускаемого аппарата, не сработала система управления спуском, аппарат закрутило, он ушел под  землю на 16 метров. Экипаж Добровольского, Волкова и Пацаева погиб от разгерметизации. Тяжелейшие трагедии были и у американцев с их великолепными «шаттлами».  У Леонова при первом выходе в космос скафандр раздулся так, что он с трудом вошел обратно в шлюз. Можно вспомнить и Николая Руквишникова, в корабле которого во время полета с болгарским космонавтом Ивановым отказал основной двигатель, стыковка со станцией Салют-6 стала невозможной. Сажать пришлось вручную, на резервном, и если бы и он отработал меньше, чем нужно, остались бы в космосе, погибли без кислорода. 

Джанибеков и Савиных совершили настоящий подвиг по восстановлению вышедшей из строя станции Салют-7. Это огромная бочка на орбите, размером с железнодорожный вагон, несколько стыковочных узлов. Потеряла энергетику, отключилось питание, замерзла вода. И они пристыковались к этой бочке, возобновили энергоснабжение, восстановили рабочую температуру, спасли станцию, которая даже непонятно, сколько миллионов долларов может стоить, с учетом самого объекта, ракет-носителей для ее вывода… Это выдающиеся инженеры, очень смелые люди, и при этом скромные, толковые, работящие. На Байконуре таких уважают безгранично.