Время «разВОРОШИЛО» страницы судьбы
Александр Ворошило – народный артист РСФСР, лауреат всевозможных премий, солист Большого театра, профессор консерватории имени Чайковского, киноактер, успешный бизнесмен. Последние 18 лет – генеральный директор концертного зала в Барвихе. Среди его друзей – Муслим Магомаев, Виктор Ильченко, Роман Карцев, Владимир Винокур, Владимир Меньшов. Интервью «НЕДЕЛИ» приурочено к юбилею – 15 декабря Александру Ворошило исполняется 80 лет.
Текст Георгий ЯНС, фото Варвара ЗОЛОТУХИНА
– Александр Степанович, мы с вами встречаемся второй раз. Редко, но юбилейно. Раньше – в канун 75-летия, сегодня – накануне нового юбилея. Обычно круглые даты – повод для подведения итогов. Мы их подводить не будем. Какие еще итоги… Тем не менее спрошу про уже точно уходящий год. Каким он был для вас?

– Для меня он счастливый, потому что удалось дожить до 80-ти. Бог дал мне жизнь такой продолжительности, которую я даже не мог предположить. Серьезно, не мог. Меня не миновал ковид, и я чудом не умер. Я уже был на «выходе», и вдруг ситуация перевернулась. И я вот сижу перед вами, разговариваю. Еще запомнилась нынешняя осень – настоящая классическая. Тепло, желтые листья. Красота!
– Вашу профессиональную жизнь можно условно разделить на три этапа. Певческая карьера, Большой театр, производство колбасы и административная работа.
– Все так. Только свой колбасный период определил бы несколько иначе – «Спасайся кто как может!». И это после благополучной, потрясающе интересной, увлекательной жизни в Большом театре. Зал вставал и аплодировал, когда я пел.
– Потеря голоса стала для вас трагедией?
– Да, личной трагедией. Но сейчас это чувство где-то на периферии сознания. Что охать-ахать? Значит, так надо было. Я же не удивлялся, что в свое время был награжден голосом. И не просто голосом, а голосом Большого театра.

– Вы уже порядка 18 лет возглавляете концертный зал в Барвихе. Примерно столько же лет пели в Большом театре. Кардинально несопоставимые ситуации.
– Но до Барвихи я работал исполнительным директором Большого театра, генеральным директором Дома музыки. Без владельцев концертного зала было бы невозможно построить то, что сегодня имеем. Они были генераторами идей и идеологами этой культурной площадки. Хотя сюда пришел уже с определенным административным опытом, поднять этот концертный зал с нулевого цикла было бы невозможно без их поддержки. Мы единомышленники, что, конечно, облегчало решение многих задач. Работа очень интересная: когда ты начинаешь, ничего не было, и вдруг что-то происходит, и на месте поля вырастает концертный зал.
– За эти годы у вас выступили сотни исполнителей, коллективов, многие из которых безо всякой натяжки звезды мирового уровня – Дмитрий Хворостовский, Ванесса Мэй, Хулио Иглесиас, Демис Руссос. Список можно продолжать до бесконечности. Кто из них произвел на вас наибольшее впечатление?

– Для меня особая фигура – Том Джонс. Понимаю, что невозможно, но очень хотел бы послушать Элвиса Пресли. Одна из моих любимых групп «Битлз». Как видите, я привязан не только к оперной музыке.
– Среди этих звезд нашлось бы место певцу Александру Ворошило?
– Думаю, что если бы был в той форме, которую считал для себя лучшей, вполне мог бы привлечь какой-то интерес, и нашлись бы слушатели. Здесь особый зал из-за публики.
– Я вас понял. Вернемся к вашей творческой жизни, в которой отдельной строкой стоит кино. Наиболее известные фильмы с вашим участием – «Ширли-мырли» и «Зависть богов» Владимира Меньшова. Какой счастливый случай свел вас с Меньшовым?
– Это одна из множества моих историй. Был где-то 1992 год. Звонит Володя Винокур и предлагает поехать в ресторан где-то около Лужников. Там нас ждала компания, в которой был и Володя Меньшов, с которым до этого я не был знаком. Я умел хорошо рассказывать всякие смешные истории про Большой театр, например. И по просьбе Винокура что-то тогда рассказал. Посмеялись. На следующий день Володя Меньшов ко мне приехал. Говорит, что хочет снять фильм, и предложил мне роль Кроликова. Я ответил, что могу сам в себе разочароваться, если не справлюсь. История как бы затихла, но началась наша дружба. Прошло время, и как-то ночью звонит Меньшов: «Саня, ты не представляешь, я сейчас с авиационного трапа снимаю Красную площадь с этим алмазом. Тут есть такой персонаж Козьма, я еще до конца не понимаю, кто он. Но ты должен быть в картине». В итоге это вылилось в достаточно большую роль.

– Заработали на съемках?
– Это еще одна история. Приходит ко мне директор фильма. Говорит, ты понимаешь, денег нету. А я как раз дом строю. Дошел до окон, и деньги кончились. Директор вспоминает, что у них есть потрясающие окна из сосны. Договорились.
– Вы проживаете долгую жизнь, в которой у вас было много друзей. Многих уже нет на свете. Кто сегодня в кругу ваших близких?
– Да, я потерял много друзей. Муслим Магомаев, Витя Ильченко и Рома Карцев, нет Володи Меньшова. Сегодня круг близких людей – моя семья. Жена, с которой мы вместе 53 года, дочь, внуки. Внуку уже 25 лет. Внучке в марте следующего года исполнится 18.
– Понимаю, что звучит как штамп. И все-таки – строите планы на будущее?

– Осязаемое будущее – мои внуки. Я их обожаю. Мне очень любопытно, как у них сложится жизнь. Очень важно для меня, во всяком случае, сейчас, как они обо мне будут помнить, вспоминать. Я абсолютно не прошу на свою любовь той же взаимности. Дескать, как я люблю, так пусть и меня любят. Ерунда. Так и не бывает, и не должно быть. Но в своей любви вижу потрясающее любопытство, как оно будет у внуков? Как там я буду? Память – штука изменчивая. Как песок, который быстро очень смывает вода… Планы? Я живу. Занимаюсь делом. Никто и ничто меня не заставляет. Само получается, потому что, понимаешь, без дела я не могу.