Двенадцать рыб одной станции
Их творчество поистине уникально не только в пределах страны, но и на мировом уровне. Их работы скрывают в себе символику времени и являются ярким и притягательным пятном столичной подземки.
Текст Наталья МЕЗИНОВА, фото Варвара ЗОЛОТУХИНА
Мы говорим об искусстве художников-мозаичистов, чьи панно украсили новые станции БКЛ — «Нагатинский затон», «Ольховая», «Беломорская» и «Университет дружбы народов».
С автором проектов, жителем Истринского района, художником-монументалистом Максимом Козловым поговорили о нюансах техники мозаики, цитатах соцреализма и тонкостях работы мозаичистов.
— Максим Сергеевич, какой проект оформления станций БКЛ был самым сложным в плане реализации?
— Какой-то один проект выделить непросто, каждый из них уникален и интересен по-своему. Трудности и сложности воплощения творческих идей — нормальная практика для художника.
Отмечу, что вообще здорово быть причастным к оформлению крупнейшего в мире метрокольца — БКЛ. Колоссальнейший опыт, тот случай, когда всё работает слаженно и все заняты одним масштабным делом. Великолепно проявили себя руководители на уровне генподрядчика и города. Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов — настоящий профи своего дела, всегда помогал нам, если мы обращались к нему с проблемами, решал их оперативно и качественно.
Проекты БКЛ — некая модель взаимодействия государства и общества. И скажу, что это картина высокого уровня доверия и развития взаимоотношений.
— Ни для кого не секрет, что перед окончательным вариантом оформления станций заказчиком бракуется значительная часть эскизов. Боюсь спросить, какое количество эскизов пришлось отложить «в стол». Сотни?
— Всё зависит от проекта. Я заметил, что чем больше предлагаешь вариантов в процессе работы над изображением, тем яснее осознаешь, что верное решение — только одно. Моя задача заключалась в том, чтобы предложить наиболее широкую гамму вариантов, из которых можно выбрать оптимальное и единственное решение.
На станции «Ольховая», к примеру, было всего 2-3 эскиза. Так получилось, что нас пригласили на стадии завершения проекта, когда архитектурный проект был готов и его оставалось лишь грамотно вписаться в общий архитектурный облик станции.
На других проектах, как правило, требуется большее количество эскизов и разных вариантов, порой разной стилистики. Бракуется очень много, в том числе и на стадии самоцензуры, когда отбор проводится внутри команды. Так, для оформления метро «Беломорская» мы выбрали и предложили заказчику чуть больше 25 эскизов.
— На «Нагатинском затоне» милые рыбки «плавают», — радуют и взрослых, и маленьких пассажиров. Ранее город проводил конкурс на название станции. Это наложило отпечаток на подготовку к оформлению?
— Да, под каждую концепцию архитектурного решения станции мы сделали множество вариантов эскизов и зарисовок. Конкретно для названия «Нагатинский затон» — больше 50, наверное.
Мы готовили разные виды рыб в различной цветовой гамме. В результате был проведен большой отбор подводных жителей, обитающих в Москва-реке. Сейчас на станции плавают 12 огромных рыб внизу и 11 наверху, в переходе — они полностью повторяют рыб внизу, чёрно-белые, в уменьшенном формате.
В мозаиках я спрятал немало сюрпризов. Здесь можно найти значки, броши, ракушки и много других интересных и неожиданных вещей.
Если внимательно присмотреться, в мозаиках «Нагатинского затона» есть прямая отсылка к христианской культуре. Символику можно и не считывать, а просто наслаждаться красотой и мастерством нашей слаженной команды.
— Потереть большую щуку «Нагатинского затона» стало для пассажиров традицией на удачу. Сколько времени прошло от идеи до момента установки рыбок?
— Годы! Я как-то листал чат с архитектором станции «Нагатинский затон» и увидел, что первая наша переписка по проекту датируется началом 2018-го года. Проект реализован в 2022-м.
— А для новой станции «Университет дружбы народов»?
— Ещё дольше —с конца 2016-го.
Удивительно судьба сложилась, но одно время я сотрудничал с РУДН и в интерьере здания есть мои художественные работы. И я часто задавался вопросом, почему там нет метро: ни от «Юго-Западной», ни от «Беляево» некомфортно добираться даже на общественном транспорте, постоянные пробки. И вот теперь я разработал эскиз и лично собрал мозаику фигур людей в композиции «Дружба народов».
Для неё тоже было огромное количество разных вариантов. Один из них — изобразить сам университет. В другом — совершенно классическое монументальное искусство, где студенты представлены как строители своего будущего, вариант с прямыми цитатами соцреализма. Мы консультировались, конечно же, с университетом при выборе финальной темы и эскиза.
В итоге на мозаике над эскалатором будет композиция на тему дружбы народов с солнцем в центре. А в пешеходном переходе — композиция силуэты столиц разных стран.
— Над каким проектам работаете сейчас?
— Скоро будут готовы мозаики Ленинградского вокзала. По завершении работ вокзал предстанет в обновленном, улучшенном и свежем виде. Два огромных панно «Москва» и «Петербург», каждое из них будет 84 метров в длину и почти 5 метров в высоту. Они завершат концепцию парадного, светлого и просторного помещения с торжественной атмосферой.
Закончили проект по оформлению станции «Генерала Тюленева» по теме Великой Отечественной войны —сделана композиция, напоминающая георгиевскую ленту. Одну из стен облицевали разноформатными треугольными панелями оранжевых оттенков, а к ленте отсылают черные полосы вдоль стены и колонны платформы. Это создало эффект мозаики не в классическом понимании работы.
— Если говорить о цитатах соцреализма, сильно ли изменилась специфика работы художника-мозаичиста с советских времён?
— В советское время мозаичисты были в авангарде. Вкупе с модернистской архитектурой, предпочтения отдавались ровным стенам, а для художника — это чистый холст. Он мог творить и его творение на этом фоне было ярким акцентом.
Специфика искусства изменилась сильно. Архитекторы стали универсалами, которые работают с каждой деталью. Иногда в проект приглашают художника усилить общее впечатление. Часто архитектор придумывает общее решение, а художник как соисполнитель и соавтор предлагает своё видение, или доводит идею архитектора до совершенства.
Проекты стали коллективным творчеством, и иногда сложно определить, где заканчивается работа архитектора, где начинается художник. Многие моменты решаются совместно в творческом диалоге.
— Реальная ли задача сохранить баланс между традициями и новаторством в мозаичном искусстве?
— То, что сегодня считается новаторством, в перспективе может стать традицией. Новаторство продиктовано современностью, запросами общества. Само же понятие современности изменчивое, зависимое от различных точек зрения. Современность — это то, что заставляет задуматься людей и испытать какие-то эмоции, то, что живо откликается человеку.
Считаю правильным, что к проектам привлекают не только архитекторов и художников, но и специалистов из других областей и жителей города. Времена, когда художник упрямо отстаивает своё видение и идёт напролом в реализации своих идей, давно ушли в прошлое. Обратная связь от общества, от социума очень важна.
Хорошее искусство, в частности, — это отпечаток времени, отпечаток тех мыслей, стремлений людей, которые жили в этот период. Фактически, это исторический документ, можно сказать, памятник духовного состояния людей и маркер состояния общества в целом.
Художник — тот, кто должен чувствовать, остро воспринимать будущее, грядущие перемены, их предугадывать и делиться с людьми светом и радостью жизни.
Мозаика — это метафора общества, метафора единства. Когда непохожие элементы составляют единое целое.
Мозаичное искусство присуще нам и развито с византийских времён России, которое у нас получило более широкое распространение. Думаю, не стоит забывать, что наши художники самобытны и сильны именно в мозаичном искусстве.
— Как происходит процесс составления мозаики?
— Меня как-то спрашивали коллеги-архитекторы, в какой программе я работаю. Некоторые думают, что этот процесс технологизирован, есть некий алгоритм, который разделяет изображение на фрагменты.
К счастью, такой программы нет, это бы привело к уничтожению особого, уникального характера произведения. Мы всё делаем руками — каждый фрагмент подпиливается под определённое место, в индивидуальном порядке выбирается материал, цвет, фактура, текстура, поверхность, размеры и прочее.
— С высоты вашего опыта можете определить где чья рука мозаичиста?
— В процессе реализации крупных проектов одну фигуру могут создавать три разных художника-мозаичиста: кто-то выкладывает фон, кто-то руки и ноги, кто-то — складки на одежде фигуры. Мозаичное искусство — это прежде всего коллективный труд, хотя работа каждого художника индивидуальна.
Конечно, не существует мозаичиста, который всю жизнь специализировался бы только на складках одежды, но есть люди, у которых на определённых проектах это получается лучше. Мастерство художников должно взаимно дополнять друг друга в разных элементах изображения. Так создаётся целостный образ. При этом я убежден, что настоящий художник должен быть универсальным.
— Вам приходилось руководить командой, в которой в зависимости от проекта было от 12 до 17 человек. Какие есть нюансы формирования команды мозаичистов?
— Нюансов много, и, да, действительно зависит от проекта.
Допустим, церковная мозаика содержит в себе повторяющиеся элементы, и объединены одной стилистикой и темой — сценами Священного писания. В таких случаях возможно сформировать постоянную команду мозаичистов, от проекта к проекту.
Светские мозаики, такие как в метро, отличаются по стилю, по композиции и ни одно изображение не повторяется. Такая мозаика должна создаваться командой, специально подобранной под конкретные задачи проекта, — тогда у работы появляется индивидуальный стиль и уникальность.
Я часто сравниваю такой подход с игрой современного джазового ансамбля, где по общей музыкальной концепции зачастую отсутствует постоянный состав, солисты часто сменяются. В художественных проектах происходит то же самое.
Помимо собственной творческой реализации я стараюсь дать возможность «раскрыться» художникам на интересных и масштабных проектах. Для того чтобы попасть в команду надо обладать мастерством, художественным вкусом и гибкостью. Мне всегда интересно работать с художниками, от которых я могу сам что-то почерпнуть.
Я не препятствую, если кто-то из команды вносит что-то своё в проект, внедряет идею, которая способна улучшить произведение. В совокупности усилий рождаются шедевры.
— Предположим, «джаз» заказан. Как происходит подготовка к «концерту»?
— Моя работа по большей части связана не только с поиском художественного языка, композиции и изобразительных, выразительных средств, но и во многом — с руководством всего проекта.
В начале проекта идёт поиск решений. Я ищу варианты, пробую, экспериментирую, подбираю наиболее выразительную концепцию мозаики для проекта. Затем создаю эскизы, и множество вариаций на тему. Это огромное количество работы, которое по факту, да, уходит «в стол», но только так можно найти оптимальное решение.
Утвержденный заказчиком эскиз я увеличиваю в натуральную величину, прорисовываю картон. Картон — это некая техническая карта, по которой команда разделяет между собой площади работы и договаривается о том, кто какой фрагмент будет делать. Далее — дело за командой, непосредственно реализация проекта.
— Насколько мне известно, некоторые мозаики БКЛ составлены в вашей мастерской в Истре?
— Это действительно так. Живу недалеко от Истры, вдохновляюсь природой, часто бываю в Новоиерусалимском монастыре, люблю это место оно даёт силы. И действительно, в мастерской собирал студентов для «дружбы народов», что считаю символичным.
